Какого мирового кризиса мы ждем?

Владимир Астапкович / РИА Новости Когда в России эксперты начинают рассуждать о возможности и последствиях глобального финансового кризиса, пытаясь определить возможные последствия его для России, они не вполне понимают, о чем может пойти речь. Часть из них видит грядущие финансовые потрясения как способ если не вернуть Россию на путь условной демократии западного типа, то как минимум инициировать процессы децентрализации и приватизации, которые, как им кажется, были неестественным образом прерваны нынешней политической властью. Часть, причем все большая, рассматривает грядущий финансовый кризис как инструмент «справедливости», положивший бы конец американской геополитической и геоэкономической монополии, которая стала глобальным раздражающим фактором, будучи слишком часто применяемой в качестве инструмента ломки американской элитой партнеров «через колено». Мир вступил в неделикатную экономическую эпоху, которая, конечно, далеко ушла от тех «лучших практик», которые господствовали в мире еще 100-120 лет назад, о чем успели позабыть. Но даже такой умеренный империализм заставляет «инвесторов» и «экономических аналитиков» (ни те, ни другие не имеют прямого отношения к экономике) поеживаться. Из этого состояния есть два выхода. Первый – привычный и несложный. Отгородившись от ощущения перемен нехитрой формулой «так было всегда» (вариант: «все так живут»), говорить, что ничего не может произойти, потому что система, в которой мы живем, вечна. Хотя эти люди и знают – даже читали в книжках, – что этой системе 35, от силы 40 лет. Второй – посложнее: призывать эти перемены, надеясь в «вихре времен» выскочить на гребень волны и, подобно попаданцу из российской фантастики (российская фантастика – она, знаете ли, не про будущее, она про прошлое), получить корочки личного порученца Сами Знаете Кого или, если не свезло и занесло в будущее, того, кто в новом мире будет Сами Знаете Кем. То, что там будет Сами Знаете Кто, кажется, никто уже не сомневается. Но будущего нет ни у тех, ни у других, а они, да и мы вместе с ними, всего лишь пытаются оперировать двумя конкурирующими образами прошлого. Одним – уходящим, как последняя электричка на Крюково с изрезанными сиденьями, сломанным кондиционером и коробейниками с чудодейственными мазями, вторым – давно ушедшим, но оставившим после себя стойкий запах дыма паровоза серии «ИС». Или это был запах табака «Герцеговины Флор»?.. Ну а если серьезно: какого кризиса все мы, не только в России, ждем? И что собираемся делать, если он наконец – почти через полтора, почти два десятилетия ожидания – постучится в наши двери? Для начала: все в мире ждут именно финансового кризиса, вернее, кризиса, который обрушит мировую финансовую систему и кардинальным образом изменит структуру глобальных финансовых потоков, превратив, наконец, инвестиции – в инвестиции; оборотный капитал, который тоже именуют инвестициями, – в оборотный капитал; инвестиционные деривативы – в ворох бумажек и записей в реестрах, а фидуциарные деньги… Во что превратятся фидуциарные (или, как говорят профессионалы вешания инвестиционной лапши на телевизор, «фиатные») деньги – это далеко не такой праздный вопрос, особенно если вспомнить историю развития советской денежной системы. Ту самую, где «один дензнак образца 192… года приравнен к 10 миллиардам дензнаков предыдущего». Но все же все мы сходимся на том, что источником нового глобального кризиса будет глобальная финансовая система, масштабы асимметрий и диспропорций в которой превзошли рамки, в которых она могла сохранять хотя бы остаточную гибкость и резистентность в случае кризисов. Даже МВФ, ранее источавший уверенность в неизбежности наступления «светлого будущего», устами Кристин Лагард отметил, что главная угроза глобальной экономике лежит именно в уязвимости финансовых систем различных государств мира, отодвинув на второй план и геополитические риски, и фрагментацию глобальной торговли. И, кажется, это уже «второй звоночек» в адрес тех неисправимых оптимистов из лондонских пригородов, которые продолжают считать, что глобальный инвестиционный капитализм настолько суров, что играючи справится с коллапсом не только национальных финансовых систем, но транснациональных инвестиционных структур. Отметим нарастающее количество национальных проектов альтернативного финансово-инвестиционного оборота, начиная от «золотого динара» и кончая «нефтеюанем», которые проявились в последние полтора года, – не мгновение по меркам современной финансовой системы, но уж точно и не эпоха. Нет, конечно, все эти проекты были в «экспертном обороте» уже много лет («Золотой динар» так около 25-ти), но только в последние полтора-два года стали создаваться условия для того, чтобы политики начали рассматривать их в формате «а почему бы нет». А от «почему бы и нет» до «а что, неплохо работает» – всего полтора шага, и эти шаги может заставить пройти сама жизнь. Кстати, в России отключение от системы SWIFT, которую считали ключом от двери в «дивный новый мир» догоняющей глобализации, где маячили и яхта, и коктейль «дайкири», и лакей (но уже не японец), не выглядит столь однозначно катастрофическим, как это было всего 5 лет назад. Теперь эта угроза заставляет российских элитариев угрюмо пожимать плечами, как бы говоря: «ну попробуйте». И страшно пробовать, потому как если действительно не получится сломать «этих странных русских», может выясниться, что и на остальных эти инструменты действуют совсем не так, как думалось и обещалось. А ведь еще десять лет назад… Какой блистательный был проект! Да, количество изменений, спрессовавшихся в период с 2013 по 2018 год, просто поразительно. Вероятно, это было одним из самых исторически насыщенных «пятилетий» за всю историю человечества. И в этом – один из важнейших парадоксов современного мира, который показывает разное течение (да и разночтение тоже) глобального «короткого» и «длинного» времен. «Короткое время» – это текущая жизнь, развитие, изменения, конфликты, переложенные на географию и форматы конкретных стран. «Короткое время» отражает, как правило, реалии политики и реже – экономики на государственном и межгосударственном уровне. «Длинное время» определяется долгосрочными глобальными тенденциями прежде всего цивилизационного характера, которые сперва проявляются в глобальных экономических сдвигах и лишь много позже – в политических. «Длинное время» – это почти никогда политика, преимущественно – экономика, но чаще всего – инфраструктура и принципы развития и взаимодействия крупных цивилизационных пространств. Мы не всегда понимаем, что это не просто перемены как таковые, но штрихи к портрету прежде всего геоэкономической эпохи, а перекладывание – иногда и откладывание – в сторону кирпичей, из которых состоит нынешняя система глобальной политики и экономики. Перестройка глобальной политической и экономической архитектуры еще не началась, а какие-то явно лишние «кирпичики» образовались. А ведь на кирпичах, оставшихся почему-то невостребованными, написано «ВТО» (кто бы мог подумать?) и «ОБСЕ» (тут ничего неожиданного – заслужили). Кризис – это изменение архитектуры пространства мировой политики или экономики, а если он является по-настоящему глобальным – то и обоих пространств сразу. Все, что не приводит к изменению архитектуры пространства, – этот кризис можно рассматривать как некую коррекцию, сколь бы глубоки ни были его последствия, и невзирая на решения, которые принимались по результатам этого кризиса. Полноценным кризисом стал прежде всего Азиатский финансовый кризис 1997-98 гг. Он привел к окончательному переносу центра экономического роста в Азии в Китай, аннулировав геоэкономические амбиции «азиатских тигров». Кризис также создал новое операционное и институциональное пространство для глобального роста в реальном секторе экономики, то есть произошло существенное перераспределение производственной ренты и инвестиционных ресурсов, которое впоследствии превратило Китай во вторую по мощи и влиянию глобальную экономическую силу. Ужасный кризис 2008-2009 годов был кризисом меньшего порядка, поскольку, обрушив финансовые системы, он не изменил архитектуру глобальных финансов, ограничившись усилением регулятивной функции американского же регулятора. И кризис 2008-2009 годов фактически окончательно зафиксировал ситуацию абсолютной англо-американский финансово-инвестиционной монополярности, лишив Европу самостоятельного инвестпотенциала. В мире остался только один значимый центр легальных инвестиций и ликвидности. Да, цену американцам пришлось заплатить немалую, но это того стоило. Так тогда казалось. Но монополия, как известно, развращает. Вероятно, по итогам этого кризиса и начался серьезный – но, как обычно, скрытый – пересмотр китайской среднесрочной стратегии, когда был сделан вывод о невозможности устойчивого развития Китая как «второй сверхдержавы» при сохранении изначальной «денсяопиновской» версии «стратегического партнерства» в условиях, когда США получили почти неограниченные возможности управлять инвестиционными процессами в КНР. Вообще, в современном мире военно-политическая биполярность невозможна без формирования биполярности даже не экономической, а прежде всего инвестиционной. Правота этого вывода вполне проявилась в ходе последней волны «санкционных войн» против России. Суть санкций против России и других государств – сохранение монопольного положения США как глобального экономического регулятора финансово-инвестиционного пространства. Финансово-инвестиционные санкции обеспечиваются США максимально жестко, фактически на грани прямых политических конфликтов с потенциальными отступниками. Например, крайне жестко пресекались попытки китайских финансово-инвестиционных структур создать альтернативные каналы инвестиций в Россию. Но вполне разумен вывод, что в какой-то момент ключевые игроки глобального экономического пространства (Китай, Индия, Япония, Южная Корея, глобальные сырьевые коалиции) примут для себя решение о невозможности дальнейшего укрепления позиций и институционализации реальной экономической многополярности в ситуации сохранения и даже ужесточения глобальной финансово-инвестиционной монополярности США. Особенно в условиях, когда значительная часть подготовительных шагов для трансформации системы уже фактически сделана. Ждут только повода. То есть кризиса. Понятно, всем хочется, чтобы глобальный кризис начался в США. Американцы слишком всех утомили, особенно в России, чтобы мы могли думать по-другому. Вавилон постиндустриализма должен быть разрушен, причем изнутри, а не «гуннами», хотя «новые гунны» бы тоже пригодились. Но стартовой точкой возможного глобального кризиса могут быть и не США. Приведем четыре «точки сборки» глобального финансового кризиса: «Нефть» – вернее, инвестиции и оборот финансов в сфере классических и неклассических углеводородов. Ведь «нефтяные деньги» являются одним из ключевых инструментов поддержания стабильности финансовой системы, особенно с учетом гигантских долгов, которые наделали американские сланцевики. Проще говоря, «углеводородные деньги» выступают одним из важнейших средств поддержания глобальной долларовой ликвидности, и резкий спазм на нефтяном рынке способен натворить немало бед. Поставим себя на место американской элиты. Очень хочется, да и политически нужно, начать вторую волну демпинга на рынке углеводородов: чтоб всем неповадно было. Тем более что объективные тенденции рынка как бы должны толкать цену на нефть «вниз». Но если толкнуть цену на углеводороды «вниз» слишком сильно и надолго (а ее политически нужно толкать «вниз» сильно и надолго, года на полтора), может выясниться, что рост американской экономики, достигнутый при Дональде Трампе, это и не рост вовсе, а так… Пузырь. Оживление от того, что на ржавеющую бензоколонку в Оклахоме завезли новую модель домкратов и партию свежих сникерсов. Таких при Рейгане не было. Вся округа сбежалась. Но сникерсы быстро кончились, а ржавая бензоколонка, где топливо бодяжит нелегальный мигрант из Гондураса, осталась. И вот что будет дальше?.. Этого точно не знает уже никто. Кризис пенсионных систем (если он затронет несколько государств одного финансового пространства). Например, кризис пенсионной системы во Франции – признаки уже начали проглядывать за частоколом рассуждений о «повышении эффективности» – может быть купирован совместными усилиями регуляторов и печатников на национальном и общеевропейском уровне. Когда к кризису присоединится Италия, немцам придется опять затянуть пояса грекам. Но вот если к «концерту держав» присоединится даже Бельгия, не говоря уже об Испании с Нидерландами, тут не поможет даже мозг Жан-Клода Юнкера. И при этом сложная ситуация в сфере пенсионных денег, которые были «длинными», ни для кого не секрет. Все как бы знают, что коллапс одной из основ «длинных инвестиций», которыми так гордился и кичился западный мир, возможен и даже близок, но нет сил и политической воли начать что-то делать… Все сводится только к косметическим мерам (например, повышению пенсионного возраста), которые подаются как «трудные реформы». Криптовалюты. Последние коловращения вокруг, казалось бы, понятного вопроса говорят не о том, что «что-то пошло не так». Пошло все, похоже, как раз так, как предполагали создатели этой управляемой инвестиционной «черной дыры», в которую должны были засасываться избыточные и потенциально инфляционно опасные ресурсы эпохи «глобальных виртуальных инвестиций». Но мир криптовалют оказался далеко не столь управляемым. Выяснилось (вот сюрприз!), что в электронные суррогаты денег и инвестиций в современном мире могут играть не только неулыбчивые дяденьки в черных недорогих костюмах, пропадающие за запыленными воротами хранилищ данных американского АНБ в штате Юта. А значит… Значит, система криптовалют уязвима так же, как уязвимы сервера Демократической партии США, но главное – существует технологическая возможность откачки реальных инвестиционных ресурсов из системы. Она получила не только «вход», но и почти полноценный «выход», чего явно не предполагалось. В этот «выход» кое-кто «по-крупному», похоже, и вышел. Вероятно, в США начали догадываться, что «выйти» могут не только лишь они… А что, если в «мировом масштабе»? Вот тут начнется настоящая волатильность, а не запланированный и управляемый «рывок вниз». Деривативы на развивающихся рынках. Финансовый кризис должен разразиться там и тогда, где и когда виртуальные деньги окончательно разойдутся с реальными. То есть с теми деньгами, на которые можно купить хлеб, автомобиль, станок, нефть, газ, построить завод, запустить человека в космос. Пока два мира сосуществуют вместе и частично смешиваются, а иногда их специально взбалтывают. Чтобы разница во вкусе двух миров/ингредиентов не слишком бросалась в глаза. Ну а если… Если, например, в силу технологического сбоя выяснится, что «инвестиции» в виде многократно заложенных-перезаложенных деривативов непонятно уже какого уровня – это не деньги, а набор бумажек, волшебно превращающих любого голодранца в инвестора? Такая глобальная трагедия может произойти только там, где реальный сектор экономики – прежде всего промышленность – требует все больше оборотного капитала. То есть в мире развивающихся индустриальных и прединдустриальных стран, у которых отсутствует собственная, по-настоящему собственная, финансовая система и куда глобальные финансовые монстры сливают «дериватный мусор» под видом «инвестиций». Есть подозрение, что современный мир, мир затухающей глобализации, может и не выдержать второго Азиатского финансового кризиса по образцу 1997-го года, хотя бы в силу меньшей гибкости глобальной финансовой системы и более высокого уровня политических и военно-силовых рисков. Финансовый кризис может произойти в любой из наиболее «модных» сфер глобальной экономики, причем про проблемы в которых все всё знают. Но сделать ничего не могут… В этом и суть сумерек эпохи: в неспособности к переменам, когда понимаешь, что надо что-то делать, что будильник мирового кризиса вот-вот прозвонит, но патока комфорта и отлаженная система получения доходов повседневности заставляет отказаться от действия ради созерцания больших цифр, быстро меняющихся на информационных лентах. Да и поводов для кризиса сейчас хоть отбавляй. На любой вкус и, как говорится, кошелек. Ясно одно: глобальный финансовый кризис станет порождением прежде всего диспропорций и дисбалансов в системе глобальной торговли, передел которой в настоящее время идет в мире, и неудобоваримости с неэффективностью механизмов изъятия и перераспределения глобальных рент. «Боливар» мировой торговли (да что говорить, мировой экономики) не выдержит двоих. Одного, троих, пятерых – выдержит. А двоих нет. Как в Советском Союзе, где вторую партию просто не прокормили бы. Вот и современная мировая экономика не прокормит двоих. Троих прокормит. Даже семерых. Двоих – нет. Без шансов. Одного-то еле вытягивает. Но, как говорил господин Дракон в известном сюжете: «Стой здесь и жди. Когда начну – не скажу». И ведь стоят… Автор: Дмитрий Евстафьев – профессор факультета коммуникаций, медиа и дизайна Высшей школы экономики

• 19:29 Dogecoin обгоняет рыночную капитализацию Porsche
• 14:33 Тестировщики слили в сеть Sora от OpenAI
• 14:28 Эксперты подсчитали долю публичных компаний с биткоин-стратегией
• 14:00 Мы можем масштабировать. Как финансовые пирамиды стали «крипто»
• 13:35 Полковника СБУ посадили на 10 лет за вымогательство у майнеров-нелегалов
• 13:13 В Trezor сообщили о 600% скачке спроса на аппаратные кошельки
• 13:08 Капитализация компании MicroStrategy рухнула на $30 млрд за четыре дня
• 12:46 «Чилловый парень» $CHILLGUY помог трейдеру стать миллионером за 12 дней